И тебя зацепила война…

Я честно считал, что мне-то уж точно война в голову не тронула.

Ну где-то был, чутка поучаствовал, побегал с рацией и автоматом, попереживал за особовий склад (зброю, техніку, втрати майна уточнюються), вернулся домой, турнули с работы, нашел новую и зажил дальше. Почти такой же, только больше суржика у повсякденному спілкуванні, дурная самоуверенность и куча излишних на гражданке умений.

И все вроде было ровно. Первую пару месяцев.

А потом я попал в командировку, в другой город, с человеком, перед которым мне до сих пор искренне стыдно.

Мы сидели на балконе гостинничного номера, болтали, я пил вино (пива в мерзком отельном буфете почему-то не было), смеялся, рассказывая случаи с войны. Смеялся. Все больше и больше, и в каждом “ха-ха” и “прикинь!” становилось меньше юмора и больше какой-то… злости, что ли. Непонятной херни, которая вдруг стала плескать из меня, и я не мог ее удержать, да и уже не хотел, меня несло, я вдруг вернулся туда, в дурацкий и настоящий мир посадок, мостов и терриконов, в ненавидимое и обожаемое общество мерзких, грубых, придурошных и самых лучших на свете людей.

Я мешал слезы со злобой, и до сих пор не знаю – почему я плакал и на кого злился. Какой нибудь вумний дохтор назвав би це “нервным срывом” – да где ж взять было доктора в два часа ночи на бетонном балконе с такими теплыми деревянными перилами и такой притягательной высотой седьмого этажа?

Я говорил два часа, раскидывая в осеннюю ночь те куски жизни, которые, как казалось, умерли там, на этих долбанных терриконах, я не помню ни слова – помню только испуганные глаза человека напротив, и хотя “мужики не плачут”, но я рыдал с соплями, як мале дітя, и периодически пиздячил кулаками в стенку.

Не знаю, може, так и должно было быть… а може, и нет. Просто тогда я понял: нехуй пиздеть, что тебя не зацепила война.
Зацепила.
Просто может у тебя еще не было своего балкона, и ты пока не заметил.
Но войне похуй.
Она ж тебя заметила.