Не морочь ключи архангелу, Вова…

– Та-а-ак, что тут у нас…

Чтобы разглядеть новоприбывшего, архангелу пришлось перевеситься через золочёную тумбу, парящую на невесомом облаке. Новоприбывший тем временем переминался на явно увеличенных каблуках, поправлял дорогой галстук и время от времени протирал рукой потеющую проплешину. В ней архангел с удивлением разглядел своё отражение и даже поправил непроизвольным жестом немного покосившийся нимб.

– Путин я, – стеснительно произнёс новоприбывший и зачем-то почесал нос. – Пу-тин.

– Путин? – архангел отвлёкся от отражения в проплешине и устремил взгляд в огромную книгу, по непонятной эсхатологической причине державшуюся в воздухе над тумбой, словно брезгуя на неё опускаться. – Путин… Гном, что ли? И ростом похож… Ну-ка, посмотрим… Оин, Глоин, Балин, Двалин… Сталин зачем-то… Нет, Путина тут нет.

Архангел воззрился на новоприбывшего с явным неодобрением, словно тот провинился уже тем, что оказался не гномом и ввёл его в заблуждение.

– Путин я! – занервничал под взглядом архангела новичок ещё больше. – Не гном! Человек! Сапиенс!

– Не гном, говоришь, – архангел разочарованно поцокал языком. – И даже не гномиха… Ну да, бороды-то нет… Ладно, посмотрим сапиенсов. «Суслики»… «Сурикаты»… «Слоны»… «Скунсы»… Ты точно не скунс? – вдруг сурово спросил архангел, резко наклоняясь к подследственному, так что последнему светящийся нимб внезапно показался слепящим глаза чекистским фонарём.

– Н-нет… – вяло замахал руками новоприбывший и зачем-то уточнил, – Вроде бы.

– Смотри мне, – пожурил Путина архангел и снова уставился в книгу. Дойдя до буквы «П» в списке сапиенсов, он погрузился в чтение, иногда по одной ему известной причине похихикивая или хмурясь. Пройдя весь список до конца и не найдя искомого, разозлившийся архангел, залихватски сдвинув нимб набок, пнул ногой ни в чём не повинную тумбу, которая отъехала вместе с облаком в сторону, и, нависнув над новоприбывшим, одной левой приподнял его за галстук до уровня своих глаз. В воздухе звонко запахло капающим адреналином.

– Что. Ты. Мне. Ключи. Морочишь, – чеканно обрубил архангел, не обращая внимания на сучащего ногами человечка. – Нету никакого Путина в сапиенсах… Слушай, – неожиданно дружелюбным голосом продолжил архангел, – Может, ты всё-таки скунс, а?

Зависший в руке архангела человечек неуверенно помотал головой.

– Странно, а что тогда так воняет-то? – непритворно удивился святой ключник.

Человечек умудрился одновременно пожать плечами и попробовать извернуться, но неудачно. Архангел задумался, продолжая без видимых усилий удерживать его на весу.

– Путин… Путин… Путин… – архангел резко прищёлкнул языком и одновременно пальцами, от чего человечек выпал из протянутой длани и шлёпнулся торцом на облако, оказавшееся до обидного твёрдым и каменно-угловатым. – Путин! – архангел устремил на новичка пронзительный взгляд. – Раскольник, значит, да?

– Ну почему же… – съёжившийся под недобрым взглядом архангела человечек попробовал не двигаться и отползти одновременно. – Почему же раскольник… Православие там… Самодержавие… Народность та ещё… Варфоломей, нехристь такая… Порошенко, гад… Мазепа! – неожиданно выкрикнул он и бешено завращал глазами.

– Мазепа, говоришь, – архангел неодобрительно покачал головой. – Иване! Тут тебе кличуть.

– Що там, Михайло? – высунулась из облака ещё одна облачённая нимбом голова, на этот раз с усами. Увидев новоприбывшего, голова плотоядно усмехнулась.

– Ти диви, яке падло, – голова скрылась под облаком и вновь показалась уже со всем телом, крыльями и даже сандалиями, похожими на греческие. – Що, Михайло, заважає? Так ми його зараз…

– Не зміг знайти у книзі, уявляєш? – пожаловался архангел. – На «П» його немає, від скунса відмовляється…

– Та ти не там дивився, – усатый быстро пролистал книгу и ткнул пальцем. – Осьо воно, на «Х».

– О, – обрадовался тот, которого назвали Михайлом. – Так тебе, дружочек, этажом ниже. Р-раз, два…

– Нехай щастить! – усатый не дождался конца отсчёта и решительным пинком отправил человечка в путь со снижением траектории.

– Низько пішов, мабуть буде дощ, – задумчиво проговорил усатый, глядя вниз, на место, где отродясь не бывало дождей.

Приближаясь всё ближе и ближе к огненному дну миров, летящий с тоской в сердце думал, как обидно будет провести остаток вечности в котле, истыканным острыми трезубцами.

Трезубцы его особенно огорчили.