Страх и ненависть: на каких чувствах играет пропаганда

По мере нарастания российской пропаганды за рубежом в разных странах появляется все больше инициатив, посвященных разоблачению исходящей из Кремля лжи. Сюда относятся и проекты, направленные на развенчание фейковых новостей, и создание аналитических центров, посвященных обзору и отслеживаю дезинформационных кампаний, и множество частных инициатив по мониторингу российских СМИ. Однако эксперты все чаще признают: несмотря на все перечисленные усилия, российская пропаганда остается весьма эффективным орудием информационной войны – гораздо более эффективным, чем ее советская предшественница.

Во многом эта разница объясняется тем, что, в отличие от коммунистической пропаганды, сегодняшние «информационные операции» Кремля не нуждаются в конкретной идеологии. Современная российская пропаганда, в отличие от марксизма-ленинизма, расовых теорий и т.д., не включает в себя каких-то сложных логических построений, и сама по себе внутренне предельно противоречива. Для ее поддержания используется масса образов и состояний, которые вызываются этими образами – настолько красочными, что они действуют на людей намного сильнее, чем рациональные доводы. Российская пропаганда создает не систему взглядов, а ощущение, обращаясь напрямую к чувствам, к инстинктам, рефлексам и страстям, сплетение которых приводит к нужному для Кремля результату.

Главная проблема заключается в том, что с эмоциями практически невозможно спорить. Стройную систему взглядов возможно опровергнуть, идеологические заблуждения легко развенчать путем сопоставления их с правдой. Но эмоции – это совсем другое дело. Они льстят человеческому подсознанию, отвечают глубинным инстинктам людей, погружают их в удобную и комфортную для них картину мира и могут вызывать зависимость, в чем-то напоминающую наркотическую. Люди, погруженные в эти эмоции и вдохновленные пропагандистскими образами, зачастую просто не хотят знать правду, не желая выходить за пределы привычного для них иррационального мира в сферу сухой и некомфортной рациональности.

Интересно, что пропаганда, распространяемая в Соединенных Штатах Дональдом Трампом и его последователями, играет примерно на тех же самых эмоциях, апеллируя к сходным образам и инстинктам. Попробуем выделить, какие основные чувства и как именно используются в том и в другом случае.

1. В первую очередь это, безусловно, страх. В случае России создается ощущение небывало высокого уровня внешней угрозы. Потребителям пропаганды внушается, что страна находится в кольце врагов, жаждущих ее полного уничтожения. Самым сильным образом здесь является образ будущей катастрофы – хаоса и мародерства на улицах, нищеты, падающих сверху бомб, убитых детей, разрушенных жилищ. Довольно показательны в этом случае распространяемые в соцсетях видеоролики, в которых Соединенные Штаты предстают как абсолютное зло и спонсор мирового терроризма. Их цель – не только создать образ врага, но и показать, что угроза России, исходящая от США, неминуема.

Через телевидение человек искусственно погружается в иллюзорный ад, единственным выходом из которого объявляется консолидация вокруг национального лидера. При этом нельзя сказать, что в данном случае эксплуатируются самые низменные инстинкты человека – скорее, это естественные защитные реакции. В Соединенных Штатах крайне правая пропаганда также активно использует чувство страха: страх перед эмигрантами, развитием женской эмансипации, а для старшего поколения – страх перед коммунистами и даже умеренными социалистами, чья победа ассоциируется в их представлении с неминуемым крахом страны.

2. Ненависть. Эта эмоция естественным образом вытекает из предыдущей. Насаждение страха невозможно без создания образа врага – источника той самой угрозы, которая порождает чувство страха. При этом важно отметить, что «врагом» объявляется та категория людей, которую большинству или определенной группе населения естественно считать врагами, и которые и без специальных усилий вызывали у них наибольшие фобии. При этом все явления, против которых выступают пропагандисты, объявляются порождением именно этих врагов, и прочно привязываются к их образу и связанным с ним фобиям.

В том, что касается России, многие россияне испытывают обиду по отношению к украинцам за то, что «младшие братья» выбрали другой, независимый от России путь, предпочли ориентироваться на Запад и тем самым «предали» Москву. Ненависть к американцам сохранилась в россиянах, можно сказать, «генетически», со времен Холодной войны, и в наши дни компенсирует чувство ущербности российского обывателя перед явным американским превосходством в развитии техники, науке, кино и в уровне жизни. Сексуальные и религиозные меньшинства, анархисты и прочие движения, а также интеллигенция в России всегда были маргинальными, немногочисленными, а потому не вызывают сочувствия широких масс. Именно поэтому меньшинства (мусульмане, крымские татары, оппозиционеры и т.д.) обвиняются в терроризме, украинцы – в совершении «диверсий» в оккупированном Крыму, американцы, в частности, ЦРУ – в проплачивании протестных митингов и так далее.

В Соединенных Штатах и странах Европы объекты для ненависти разнятся в зависимости от социальной группы, на которую направлена пропаганда. Для анархистов источником всех бед объявляется государство, для националистов – «еврейский заговор», для глубоко верующих – образ «либерального Антихриста» и так далее. При этом обвинение той или иной группы в реальных или придуманных бедах, чаще всего, не имеет ничего общего с реальной действительностью. Однако оно настолько импонирует сознанию определенных групп, что они до последнего готовы придерживаться комфортного для них мировоззрения.

Допустим, крайне правая пропаганда в США, используя уже упомянутый страх перед коммунизмом, объявляет расследование ФБР и спецпрокурора Мюллера, равно как и любое неприятие Трампа частью «коммунистического заговора», призванного «разрушить Америку». Тот факт, что Дональда Трампа критикуют люди самых разных политических позиций, притом многие из них делают это исключительно из соображений национальной безопасности или защиты ключевых американских ценностей, попросту игнорируется создателями иллюзорной реальности.

Ненависть особенно опасна тем, что запускает процесс развенчания моральных запретов своих потребителей. Она оправдывает самые примитивные и низменные человеческие инстинкты – желание поучаствовать в коллективной травле, порыться в чужом грязном белье, узнать чужую тайну, сделать шоу из чужой жизни. В России эта потребность с лихвой вознаграждается многочисленными «разоблачительными» передачами, создаваемыми чаще всего каналом НТВ: «Анатомии протеста», «17 друзей хунты» и другими им подобными, которые представляют собой публичную травлю и клевету на неугодных режиму лиц. «Путинское большинство» радостно ждет такого рода сюжетов, томясь в предвкушении очередных скандалов и ожидая новых «сенсационных разоблачений» как долгожданной отдушины в общей серости своей жизни. Пропаганда дает им долгожданную передышку – «пятиминутку ненависти», редкую возможность расслабиться на фоне всеобщей моральной мобилизации и милитаристской истерии.

В США проявления такой ненависти – это клеймение эмигрантов «животными», прессы – «врагами народа», а политических оппонентов – предателями. Последствиями этого становится распространение многочисленных оскорбительных мемов, клеветнических обвинений лиц, проводящих расследование сговора с Россией, в «проплаченности» со стороны Клинтона, Обамы или Джорджа Сороса (несмотря на кристальную репутацию этих правоохранителей). Сюда же относятся многочисленные конспирологические теории про «заговор «Deep State», естественным последствием которых является травля и клеймение даже признанных американских героев – к примеру, недавно умершего сенатора Джона Маккейна.

3. Цинизм. Он является неизбежным следствием ненависти и страха. Очернение и травля объектов ненависти приводит к их расчеловечиванию, и чаще всего борьба с таким «расчеловеченным» противником ведется по принципу «цель оправдывает средства». В России частным случаем этого явления стал так называемый «искусственный отбор», позволяющий сделать карьеру на доносах и травле. Особым следствием российской пропаганды также стало явление, которое можно обозначить как «идейный цинизм». Носители этого состояния верят в пропаганду лишь частично, прекрасно понимая, насколько она лжива в других аспектах. Однако они свято верят в постулат «цель оправдывает средства», который и является основой их «идеологии».

Состояние войны со всем миром очень удобно для таких людей, поскольку оправдывает самые низменные их инстинкты. Их моральные нормы предельно размыты, они в принципе не верят в возможность существования демократии, честных выборов, независимых СМИ, жизни по закону и правды как таковой. При этом они считают, что ложь, убийства, захват чужих территорий, война, клевета и в принципе разрушение всего мира – оправдано, поскольку «нам это выгодно». В «выгодность» такого поведения они верят с большим фанатизмом, чем образцовый советский гражданин – в незыблемость марксизма-ленинизма. Разница лишь в том, что вместо рассуждений о классовой борьбе эти люди с видом знатоков рассуждают о «геополитике» и о том, чьими жизнями России «выгодно пожертвовать» в очередной раз «для достижения своих интересов». Такие рассуждения придают им чувство собственной значимости и оправдывают в их глазах любые преступления и моральную деградацию.

В США «идейный цинизм» проявляется в том, что часть радикально правых верит: даже предательство национальных интересов и сговор с враждебным государством – это допустимое средство для победы на выборах. Вспомним печально известные футболки «Я лучше буду русским, чем демократом», так высоко оцененные российскими пропагандистскими СМИ. Они являются прекрасным выражением этой позиции. При этом цинизм порождает особое чувство превосходства, так как ставит своих носителей выше их врагов, которые в данном случае предстают лишь «досадной помехой», которую необходимо устранить любой ценой.

4. Элитарность. Сюда относится игра на коллективистском начале или, напротив, индивидуальной «элитарности». При, казалось бы, противоположности этих двух состояний, они основаны на одной и той же психологической потребности – желании человека чувствовать себя частью чего-то безусловно хорошего. В первом случае это часть большой сплоченной общности, что особенно хорошо видно на примере России («нормальные люди, не приемлющие украинский фашизм», «патриотическое большинство», «народ»). Во втором случае это ощущение себя частью «группы избранных» (подлинных патриотов, выдержавших натиск либерального безвременья и готовых к лишениям ради родины; настоящих стратегов, понимающих тонкости геополитики и т.д.) Это равно справедливо как для россиян, так и для американских крайне правых. Основное чувство здесь – чувство общности и причастности. Само по себе оно не всегда является чем-то отрицательным, однако всегда умело используется тоталитарными режимами.

Но самое страшное в подобной пропаганде, пожалуй, то, что все выделенные четыре типа на практике очень часто смешаны в сознании одного человека, и выделить их в чистом виде очень сложно. Пропаганда дает обывателю весь спектр эмоций и состояний – от ужаса и паники до ощущения собственного превосходства над всем миром, от низости до катарсиса, от предельного эгоизма до фанатичной жертвенности. И все эти состояния переплетаются, сменяют одно другим в зависимости от того, как человеку выгодно и приятно ощущать себя на данный момент, оправдывают и рационализируют друг друга.

Реальность просто не в силах выдержать конкуренцию с иллюзией, поскольку многие люди верят в то, во что они хотят верить. Пропаганда XXI века доказала, что игра на образах и чувствах действует вернее и глубже, чем любая идеология, и что контролирование эмоций намного эффективнее, чем контролирование мышления. А еще – то, что разрушить моральные нормы у человека оказалось очень легко.

Англоязычный оригинал публикации доступен на сайте The Integrity Initiative

Автор

Ксенія Кирилова