«Спецоперация» российской культуры
По поводу российской культуры, невинного Толстого и того, что «отменять нужно рОссийскую армию, а не рУсские книги».
Четыре тезиса.
1. Витольд Гомбрович, Божена Немцова, Якуб Колас, Валентин Беньяк, Анастас Шкема, Василе Александри, Лидия Койдула, Ева Яниковски, Йонас Мачюлис-Майронис. Это все – прекрасные писатели, поэты и драматурги Польши, Беларуси, Словакии, Молдовы, Венгрии, Эстонии, Литвы, Латвии и других соседских и культурно близких стран, которых украинские дети НЕ изучают в школе, потому что программа забита Чеховыми, Пушкиными и прочими Толстоевскими.
Я напоминаю, что Россия – не единственное соседское государство. Я напоминаю, что практически все остальные наши соседи в разы ближе нам в историческом, «генетическом», культурном и ментальном плане, чем Россия. Также я хотела бы видеть в Украине памятники этих и других авторов наших добрых соседей. Для этого всего-то нужно снять бюсты Пушкиным/Лениным/Чапаевым, переплавить их и отлить новые работы. Такие изменения помогут качественно изменить отношения с близкими нам странами, на которые у нас не хватало ресурса из-за железных клешней российской культуры (художественной и социальной).
Переходя с человеческого на президентосоветнический: «страна с маленькой культурой» – это та, что кроме своей культуры знает только культуру бывшей имперской метрополии. «Страна с большой культурой» собирает культуры близких себе по духу государств. Отказавшись от проявлений российской культуры, мы не потеряем ровным счетом ничего. Мы только приобретём.
2. Культура России имплицитно преподносится ее адвокатами как нечто, обладающее крайне высокой самоценностью.
У меня вопрос. Где в обсуждаемой «великой» культуре известные произведения, посвящённые Голодомору? Где поэзия о депортации черкесов Российской империей? Лермонтов написал уйму стихов, глорифицирующих захватническую войну на Кавказе. Где о депортации целого Кавказского народа? (Рекомендую прочесть его «Уланша», сразу и навсегда снимает все вопросы о «русских» солдатах и «русской» культуре). Ведь какой масштаб темы, какая фактура. Где сборники сочинений о подавлении Московией малых народов Сибири? Где современные пьесы о вырезании красной армией духовных лам и уничтожении уникальной культуры во время захвата Тувы в 30-х? Где балет о Ходжалинской резне российскими солдатами в Азербайджане? Где опера о вырезании Казани? Где представленный на МКФ художественный фильм о миллионе мирных жителей Афганистана, убитых российской армией? Фильмов о бедных солдатиках-афганцах пруд пруди. Где фильмы об их жертвах? Разве это все не потрясающие темы? Разве это не часть истории России, причём основополагающая ее часть?
Разве эти темы можно замалчивать? Особенно в контексте развития нарратива исторического сознания российского народа? В великой культуре ведь подразумевается саморефлексия? Зрелость в принятии ответственности? Смелость, наконец?
Разве все вышеперечисленное не потрясающие воображение темы? Просто кладезь монументализма для культуры, желающей считать себя великой. Разве российская культура не приобретёт признание от разговора на подобные тектонические темы? Так где эти произведения? Почему их нет?
Так, может, это все изначально была не культура, а – барабанная дробь – пропаганда?
Хорошо, подобное можно сказать о практически любой культуре. Есть одно «но». Ни одна из других условно национальных культур не оккупировала столько живого пространства в культуре соседних стран. Ну и подобные войны не развязывала в 21 веке 😉 .
3. Культура формирует общество. И общество формирует культуру. Эта рекурсия в случае РФ на удивление показательна.
Простое уравнение:
а) В 1865-м литературный герой российской культуры, ради интереса убивший двух женщин, становится, грубо говоря, моральным авторитетом в обсуждаемой культуре; факт того, что он является убийцей, проходит в дискурсе потребителя по касательной – это просто бонус, вишенка на торте. Аморальность его поступка забалтывается сотнями слов о морали и – в логике представителей российской культуры – этим забалтыванием оправдывается. Ведь, как известно, если зарубил людей топором, то это ничего страшного, ведь ты же после этого много подумал-поразмышлял.
б) В 2022-м гражданин России, воспитывавшийся в школе на том самом литературном герое, приходит с оружием в соседнюю страну, убивает людей, захватывает со стадом себе подобных опустевшую из-за них же среднюю школу и на школьной доске пишет своё послание украинским детям о том, как он против войны. Он. В форме и с оружием в руках. Ему не екает. Ни стыда ни вины перед своими жертвами, к которым он решил себя вправе обращаться, он не испытывает. В системе координат, в которой он воспитан, он ни в чем не виновен, ведь он напиздел на доске захваченной им школы: пустословие в его культуре – обязательно после убийства.
в) Иммигрантка, называющая себя либеральной журналисткой в то время, как ее государство расстреливает украинских мирных жителей, нисколько не стесняется защищать культуру агрессора, более того, она не испытывает никакой личной ответственности за то, что в течение восьми лет войны ее государства против Украины она лично создавала и поддерживала обесценивающие нацистские нарративы в отношении Украины: в ее материалах Украина – «искусственное государство», украинский язык – «язык необразованного сельского населения». А Крым нельзя было захватывать, потому что «сейчас запад введёт против нас санкции, и давайте молиться, чтобы не успел…». Понимаете, да? Захват Крыма для неё неприемлем не потому, что это аморально, не потому, что цинизм, не потому, что война, не потому, что агрессия, не потому, что ей стыдно за свою страну, а потому, что санкции. И давайте молиться, чтоб не ввёл.
Все эти три пункта – это звенья одной цепи. Одно произрастает из другого. Вырезание женщин и детей Батурина рождает нарратив бегства от ответственности через отсутствие осуждения убийцы в литературном произведении. Убийство в произведении, забалтываемое сколь высокопарным, столь и пустотелым потоком слов (как, собственно, всегда в российской культуре, что в культуре социальной, что в культуре художественных произведений), рождает «русских либералов», отличительным свойством которых является пустая болтовня, без каких бы то ни было пусть не действий, но хотя бы идей – все ровно как в российской литературе. Емеля с печи с детства растит россиян без порыва, россиян ждущих «по щучьему велению». Герой «Левиафана» растит безвольных алкоголиков. Глухонемой Герасим, убивающий собственную собаку, и читатель, обвиняющий в этом убийстве барыню, а не убийцу, рождают солдат, которые «не виноваты» в том, что давили танками людей, ведь им Путин приказал. За убийство собственными руками они – и эту идею поддерживает российское общество – ответственности не несут. Ровно так же, как не несут ответственности «русские интеллигенты», просравшие свою страну.
Нормализация аморальности через отказ от ответственности – это то, что сшивает рОссийскую армию и рУсские книги. Некоторые журналистки, которых уже принято называть тупыми рыжими п*здами, продолжают делать вид, что они этого не понимают. Штош. Подобные журналистки – ещё одно доказательство того, что российская культура – как социальная, так и художественных произведений – токсична. Она разрушает, а не созидает, и именно поэтому должна быть задвинута подальше – домой.
4. Последнее. И самое главное.
То, с каким бескультурьем россияне отказываются замолчать о роскультуре хотя бы на время войны, рождённой их обществом, – наилучшее доказательство нищеты российской культуры. Они всем скопом не в состоянии понять одну простую вещь: дружно заткнуться сейчас – уступить место – покинуть все мировые площадки на время войны – именно это было бы показателем высоты их культурной мысли. Показателем класса. Помните молчание художников мира после Второй Мировой войны? Перерождение практик? Я приблизительно об этом. Именно убогость культуры не позволяет россиянам этого понять. Затем – после войны – они могли бы написать уйму трудов об этом коллективном жесте. Получить награды и премии. Снискать уважение даже представителей украинской культуры. Назвать этот период Великим Молчанием. Но судя по всему, российская культура слишком мелкая, чтобы вместить в себя даже подобную базовую саморефлексию.
Подведём итог.
Российская культура в разных ее проявлениях веками формировала образ отсутствия прав как права на отсутствие морали.
Именно в их культуре люди формируются на кодах, где индивидуум ничего не решает и именно поэтому волен творить что хочет.
Эти тезисы – токсичны. Эта культура – токсична. И пока россияне не переосмыслят и не переизобретут свою культуру, абсолютно закономерно, что ее нужно отставить на время. Россияне могут переизобрести свою культуру, у них хватит на это сил. Они просто не хотят. Хоть сейчас, как бы цинично это ни звучало, – идеальное для этого время.
По логике, именно россияне должны были бы первыми предложить этот тезис – замолчать, отставить российскую культуру на время, пока они не проведут работу над ошибками. Но они не предлагают. Им норм.
Об аморальности российской культуры я уже сказала.
В качестве эпилога оставлю цитаты из последнего интервью директора российского Эрмитажа, которые объясняют все:
«Наши последние выставки за рубежом – это просто мощное культурное наступление. Если хотите, своего рода “спецоперация”. Которая многим не нравится. Но мы наступаем. И никому нельзя дать помешать нашему наступлению».
«Настоящих журналистов осталось немного. Так, пара газет. Все теперь типа блогеров. А блогерам не понять, что это культурное наступление. Что выставка Щукина и Морозова в Париже это российский флаг над Булонским лесом…Знаете, как в Италии это все оценили? Сказали: раз Эрмитаж может оставить сейчас у нас свои картины, значит, они там, в России, знают, что делают».
(Полагаю, вы понимаете, почему этот пост – на русском).
 |
 |
Иллюстрации автора.
