Атрибуты и проблемы украинского Майдана. Части 1 и 2
Я не знаю, перерастут ли в Майдан нынешние протесты. Но из всех, что начинались после 2014 года, шанс имеют именно нынешние. Потому что впервые именно сейчас мы видим неотъемлемые атрибуты Майдана.
Нынешние протесты – протесты против слива суверенитета Украины Кремлю. И это единственная причина, способная вызвать Майдан в Украине. В противовес экономическим причинам, которые никогда не приводили ни к широкой поддержке, ни к реальным политическим переменам.
И второй атрибут: протесты начались снизу. Горизонтальная кооперация. В отличие от курченковской «блокады», «Михомайдана», кредитного майдана, бляхомайдана и т.п. Конечно, мы сейчас видим попытки Авакова перехватить инициативу, поставить во главе протестов свои проекты, или хотя бы встроить их в Майдан, но, судя по вчерашнему «успеху» Нацжен, получается пока так себе.
Итак, есть два атрибута украинского Майдана: угроза суверенитету и горизонтальная кооперация. И есть две системных проблемы, из-за которых Майдан приходится повторять снова и снова. Обе они глубоки, крайне тяжелы для решения и крайне пагубны в смысле последствий. Ну, системные проблемы как раз такими и бывают.
Первая проблема – встраивание в Майдан специальных людей. Как упомянутые выше Нацжены, но необязательно. Недорогеньки представляют из себя еще бОльшую проблему, поскольку обладают бОльшим влиянием, в том числе на Западе. Они становятся частью Майдана, а иногда даже мотором Майдана. Они ведут агитацию, они обеспечивают связи с западными СМИ, да и политиками, Майдан побеждает, и вот они разворачиваются и ведут агитацию уже в пост-майданный период против проукраинской власти.
Что в свою очередь заканчивается приходом к власти очередного Героя России Зелюковича. В чем смысл этих фрикций? В квартирках в центре Киева, купленных на средства, превышающие весь жизненный доход недорогеньких.
Я подробно писала об этой проблеме. Летний текст «Шоу плодожорок». Решение у проблемы, на первый взгляд, простое: инсект-контроль, гнать плодожорок. Но вот воплотить его непросто – поди прогони Нацжен с Майдана.
Вторая системная проблема – безусловное всеобщее избирательное право. У этой проблемы, с одной стороны, очень глубокие корни, а с другой, свои чрезвычайно губительные последствия эта проблема приобрела совсем недавно.
Дело здесь в том, что всеобщее избирательное право – дитя всеобщей грамотности. Как виделась ситуация 100 лет назад? Были люди грамотные (меньшая часть), которые читали, интересовались, во многом разбирались, а в чем не разбирались, так могли прочесть и разобраться. И были люди неграмотные (большая часть), которые ни в чем не разбирались в силу безграмотности. И было очевидно: если грамотными станут все, то все станут способны разобраться. Значит, когда все (подавляющее большинство) станут грамотными, то всеобщее избирательное право станет благом. Так и сделали.
И довольно долго это работало. Но что произошло дальше, посмотрим уже ниже 🙂
* * *
Мы остановились на том, что всеобщее избирательное право – дитя всеобщей грамотности. И сто лет назад, когда грамотными были преимущественно те, кто хотел быть грамотным, кто хотел иметь возможность самостоятельно разобраться в сложных проблемах, было логичным, что грамотные люди и голосовать будут грамотно.
И в то время так и было. СМИ были только печатными, читать газеты было всеобщим занятием («Ты что, газет не читаешь?»), ну а кто и правда не читал, те и на выборы не ходили, поскольку им было неинтересно.
Потом к газетам добавилось радио. А радио – это не только текст, но и интонация, и паузы, и тембр голоса. Радио начало транслировать не только смыслы, но и эмоцию. И там, где благодаря транслируемой на широкие массы харизме власть получили чудовища, последствия оказались гиперболизированно чудовищными. Потому что транслируемая эмоция заразила массы. Сделала массы чудовищами. Нацистская Германия, совок («Сталин был чудовищем, но кто написал 4 миллиона доносов?»), маоистский Китай, Руанда 90-х («Радио тысячи холмов»). Примеров много.
Прошли десятилетия, на смену радио пришел телевизор. Кровища перестала литься с такой интенсивностью, мир, получив урок геноцидов, выработал новые подходы, качество популизма изменилось. На место кровищи пришла видимость. Стало не важно, кем есть персона и каковы ее достижения, стало важно, кем персона кажется. «Вміла готувати, та не вміла подавати» и наоборот, когда профит получают те, кто умеет подавать, – это очень типично для телевизионной эпохи.
Но расцвет популизма мы видим сейчас – в эпоху соцсетей. Когда расстояние от политика до избирателя сократилось до минимума, а в информационное поле вовлечен каждый, у кого есть хотя бы телефон, т.е. все. Именно потому, что быть далеким от политики перестало быть возможным. Ты можешь 100 раз не интересоваться политикой, но твой любимый фейсбучек, ютубик, твиттерчик, ЖЖшка, VKшка тебе регулярно приносит политоту. Да и политота уже гораздо веселее – мемчики, картиночки, ролики – то смешные, то трогательные. И человек втягивается, порой против воли.
Вернемся к началу. Ведь изначальный тезис был: когда все станут грамотными, то всеобщее избирательное право станет благом. Сейчас все грамотны, почему же это не работает?
Потому что сто лет назад – в то время, когда рождалась концепция всеобщего избирательного права, – грамотными были те, кто ХОТЕЛ быть грамотным, особенно это касается простых людей. Впрочем, только о простых людях в данном случае и имеет смысл говорить, потому что привилегированные классы были, во-первых, малочисленны, а во-вторых, четко понимали свои интересы, что являлось, является и всегда будет являться лучшим противоядием от пропаганды.
Итак, когда рождалась концепция, грамотными были в основном те, кто сам стремился к знаниям. Проявлял интерес, искал ответы, в общем, не ленился прикладывать усилия. И именно здесь была заложена будущая проблема. Множество «грамотные» и множество «не ленящиеся прикладывать усилия, чтоб разобраться» в основном совпадали, и поэтому второе было принято за первое. Избирательные права у всех, кто не ленится прикладывать усилия, чтоб разобраться, – это прекрасный вариант. Проблема в том, что всеобщая грамотность не означает всеобщего стремления прикладывать усилия, чтоб разобраться.
Мы пришли к ситуации, когда всеобщее избирательное право вручило важнейшие решения в руки людей, которых научили читать, но не научили понимать прочитанное. В руки людей, которых научили читать и писать, но по-прежнему подавляющее большинство из них не желает прикладывать усилия, чтоб разобраться. Зачем, если и так все понятно и очень хорошо показано в сериале «Слуга народа»?
И что же дальше? Тупик? Дальше мы несколько следующих лет, а то и десятилетий, побьемся головой в стену, но в какой-то момент где-то выберут президентом овчарку из сериала «Комиссар Рэкс», а где-то очень трогательную девочку 9 лет с косичками и аутизмом, после чего станет окончательно очевидно, что нужно искать ответ. Если грамотность не обеспечивает просвещение масс, то что делать? И ответ будет найден. На своем обычном месте.
Ответ на вопрос «Что делать?» известен уже не одно столетие: «Продолжать просвещение». Уже давно под словом «грамотность» мы понимаем не знание букв, а, например, знание правил грамматики. А чаще – способность разобраться в проблеме («Иди вон Петровича спроси, у нас самый грамотный»). Еще чаще – выражаем этим словом свое раздражение чьими-то знаниями («Ты что, грамотный что ли?»).
Слово «грамотный» изменило содержание. И это отличная причина вернуться к изначальной идее: ПРАВО ГОЛОСА – ГРАМОТНЫМ. Т.е. право голоса тем, кто обладает знаниями, нужными для принятия решения. Как это воплотить? Да так же, как воплощено в любой отрасли: обучение – экзамен – право.
Возникает вопрос, а нет ли здесь дискриминации. Поговорим об этом завтра.
Продолжение следует.
