С днём рождения, Киев!

Юрій Гудименко

Я не знаю, как и почему Киев может хоть у кого-то ассоциироваться с шаурмой. Не понимаю. Честно.

Для меня Киев – это истории. Бесконечные истории, которые может рассказывать тысячелетний город.

Бизнес-центры с видом на холмы, в которых по ночам можно услышать эхо звона варяжских топоров. Крики умирающих в бою коней. Злые татарские крики. Запах огня. Колокольный звон и звон монет с трезубом.

Это Киев.

Возы на площадях за воротами, стены и рвы, ржание лошади и ругань на десятках языков. Польские купцы, литовские купцы, силезские купцы, купцы из Византии и из итальянских городков-колоний. Брызги муранского стекла по мостовой. Крики. Монахи-доминиканцы, господни псы в одном из первых своих монастырей. Интриги и ленивый Днепр, пожирающий их кровавые итоги.

Это Киев.

Козацкая сабля прочерчивает красную линию по чьей-то груди. Реки-ручьи прочерчивают синюю линию по городу. Евреи из Чернобыля. Тихий шёпот священников. Громкий бой барабанов. Кровь и смерть. Смерть и веселье.

Это Киев.

Тихие улочки, усеянные в мае взрывающимися цветом каштанами. Улочки, в которых тихо скользят тени историй. Уходят в вековые дома тени Петлюры и Скоропадского, немецких генералов и кровавых красных упырей, не заслуживших имени. Стрёкот пулемётов. Багровые ручьи на брусчатке.

Это Киев.

Красные флаги. И снова красные флаги. Чьи-то мозги серыми брызгами по траве. Пленные. Военные. Огненный смерч на Крещатике. Бабий Яр. Сырецкий лагерь. Куренёвская трагедия. Радиоактивное облако. Первомай. Гранит. Голубо-жёлтый флаг. Свобода.

Это Киев.

Всё оранжевое и белое. Потом забытьё и снова всё белое, и снова всё в огне. Бей в барабан. Бам. Бам. Баррикады. Друзья. Боль. Боль и слёзы. Удар пули. Красные носилки. Красные руки. Сине-жёлтые флаги. Плине кача. Победа. Присяга. Автобусы. Донбасс.

Это Киев.

Всё это Киев. Тысячи теней. Тысячи историй. Тысячи запахов, имён, сердец, смертей, трагедий. Тысячи жизней. Тысячи губ. Тысячи глаз. Тысячи историй.

С днём рождения, Киев.

Будь.


Victor Tregubov

Ладно, про Киев.

Много откуда моя семья. Что-то родное я могу найти на широких просторах от крымских степей до Эгейского моря.

Но Киев – самый родной.

И самый необыкновенный.

Я настолько его люблю, что с радостью бы перенес столицу в любой город, который не жалко. Столичный статус не идет ему на пользу, он забивает ему вены и поры, он привлекает кучу народу, для которых Киев – это понюхать шаурму и что-то там покорить. Каждый город имеет право на самоуправление, но Киев – лицо страны, поэтому в глазах сограждан это уже дает право решать за него всей стране. Я бы с радостью отдал эту головную боль куда подальше.

Правда в том, что Киев покорять не нужно.

Это не какая-то ***чая Москва, где съешь или будь съеденным, и где надо всех нагнуть, одному остаться. И не Хацапетовка х30, и не “что-то между Харьковом и Тернополем”. И даже не просто главный город Украины.

Киев – это какой-то чудовищно древний дух, а может, ангел, я не знаю. Ему не тысяча и не полторы тысячи, он стар, как эти холмы. Он спрятан в этих улицах, и его нельзя ни увидеть, ни услышать – только почувствовать кожей весенним или летним вечером.

И самое странное и совершенно не налазящее на этот образ – что он добрый. И родной. И абсолютно заботливый.

Он почему-то думает, что мы все его внуки. И он нас искренне любит. Причем и тех, кто здесь всю жизнь, и тех, кто вчера приехали. И это такая дедушкина любовь, безусловная совершенно – не родительская требовательная, не братская соперническая, а просто побудь тут.

Это Маяковский еще подметил и офигел:

Лапы елок,
лапки,
лапушки…
Все в снегу,
а теплые какие!
Будто в гости
к старой,
старой бабушке
я
вчера
приехал в Киев

Ну вот так вот, да.

Может, поэтому в Киеве возможно невозможное, вроде Майдана. Потому что в нужный момент все почему-то не испугаются, и зимой станет тепло, и зазвонит колокол, и все внезапно станут как один, пусть и ненадолго.

Я когда в Киев вернулся после года жизни в Мск (была травма юношества), я в буквальном смысле целовал фонарные столбы. Никуда больше не хочу.

И не надо его завоевывать и покорять тоже не надо. И не надо делать из него Москву в представлении жителя села Малые Почвы или Нью-Йорк в представлении жителя Харькова или даже Рим в представлении жителя Рима. Надо из него оставить Киев, потому что другого Киева нет, а до Парижа или Рима сейчас Визз Эйр довезет за скромную сумму и даже без визы. И ларьки эти стремные поубирать.

А так он самый лучший.

Люблю его очень.


Йож Туманный

Честно говоря, не думал что-то писать ко дню Киева, но “запах шаурмы” сделал свое, и я не могу не написать теперь.

Лично для меня Киев – это не только родной и, безусловно, любимый город, но и куча всего очень разного. Иногда хорошего, иногда плохого, иногда обыденного, иногда необычного.

Когда я пешком под стол ходил, для меня Киев состоял из леса недалеко от дома, автобусной остановки, откуда можно было добраться до метро и, собственно, метро, которое было нужно, чтоб доехать на Крещатик, в Гидропарк, или реже – в Зоопарк. А там уже были каштаны, сладкая вата, мороженное в стаканчиках и все радости трехлетнего 3,14дюка. И пах он, должно быть, сладкой ватой, солнцем и мороженным – этого я сейчас не помню. Но уж точно не шаурмой – это я помню наверняка.

Потом я подрос, и Киев стал чуть побольше. Появилась школа (тоже, правда, на Лютеранской), появилась станция метро Дарница – через нее домой ехали некоторые друзья, и я делал крюк, чтоб ехать вместе с ними. Киев пах старым паркетом в школе, булкой с тестом в столовой и макдональдзом на Крещатике. И он не пах шаурмой.

Еще позже Киев прирос вокзалом и аэропортом, которые пахли началом дороги и приключений. Он прирос КПИ, Поляной, парком Победы (где нас драконили ППС), Лысой Горой и Ботаническим Садом. Он пах духами девушек, пивом “Черниговское”, дождем, костром, шашлыками, выпечкой и “форнетти”. И он не пах шаурмой.

Потом Киев стал совсем уж огромный. Борщага, Троещина, Соломенка. Он пах потом после работы, кислой вонью подвалов, резиной изоляции, неуловимым запахом работающих компьютеров и первыми заработанными своим горбом деньгами с нотками виски и джина . Он не пах шаурмой.

Сейчас Киев пахнет бензином, салоном автомобиля, каштанами, гарью Майдана, кофейнями и приятной прохладой в конце рабочей недели. И он все еще не пахнет шаурмой.

Потому, что Киев никогда не был про шаурму. И я надеюсь, что никогда не будет. Потому, что это уже не будет Киев.

 

Фото © Александр Гончаров / “Апостроф”