Новости из США

Igor Aizenberg

Доброго времени суток всем друзьям. Об основных новостях, находившихся в центре внимания ведущих американских СМИ в течение уходящей недели.

Сначала очень коротко о том, что, в общем-то, и так на слуху, хотя и важно. А потом – длинно о самом важном.

Америка, все ее СМИ живут ожиданием понедельника. В пятницу Большое Жюри в Вашингтоне утвердило представление спецпрокурора Роберта Мюллера о предъявлении первых официальных обвинений по делу о Рашагейте. Пока журналистам не известно, кому именно будут предъявлены обвинения и какие конкретно обвинения будут предъявлены. Известно это станет в понедельник, когда будет распечатан конверт с обвинениями, опечатанный федеральным судьей. В тот же день возможны первые задержания и аресты. В числе главных кандидатов на предъявление обвинений комментаторами называются бывший руководитель предвыборного штаба Трампа Манафорт и бывший советник по национальной безопасности Флинн.

Очевидно, информация о том, что Роберт Мюллер готовит предъявление обвинений, была известна Белому Дому, поскольку на протяжении всей недели Трамп и самые лояльные ему республиканские законодатели пытались переключить внимание с Рашагейта на очередное расследование истории с e-mail и Клинтон, посланными с личного адреса в ее бытность госсекретарем, и на очередное расследование покупки Россией канадской компании, поставляющей в США 20% потребляемого в Америке урана, в 2010 году. В 2015 году на ультраправом сайте Брайтбарт, возглавляемом Стивом Бэнноном, редактор Питер Швайцер бездоказательно обвинил супругов Клинтон в том, что за то, что они, якобы, способствовали этой сделке, фонд Билла Клинтона получил из российских источников пожертвования. Это утверждение многократно опровергалось, не далее как 27 октября большую статью, где от этой вытащенной из нафталина истории не оставлено камня на камне, опубликовал журнал Форбс. Однако теперь Трамп поручил генеральной прокуратуре вновь расследовать историю с e-mail Клинтон (расследование велось ФБР и было дважды закрыто за отсутствием противоправных действий), а один из самых верных сторонников президента в Конгрессе, председатель комитета по разведке Палаты Представителей Нуньес, объявил, что он будет вновь расследовать историю покупки Россией канадской фирмой. Трамп заявил, что «история с Клинтон – это настоящий Уотергейт нашего времени».

Главное и реальное расследование действительно Уотергейта нашего времени ведет, однако, не Нуньес, а спецпрокурор Роберт Мюллер и его следователи. И по всему видно, что вытащенные из нафталина истории о Клинтон никак не перебьют внимания к тому, что произойдет в понедельник. Как бы там ни было, Хиллари Клинтон, бывший государственный секретарь, бывший сенатор, бывший кандидат в президенты, супруга бывшего президента США, является сейчас пенсионером, женой, мамой и бабушкой (как она сама себя определяет на своих страницах в социальных сетях), а президентом является Дональд Трамп. И внимание приковано к нему и к тому, что связано с ним. И так было бы, даже если бы никакого Рашагейта не было. Но он не просто есть. Его расследование вступило в новую, обещающую очень много новостей, стадию.

С опозданием на 26 дней, после серьезного недовольства, высказанного в двух письмах в Белый Дом сенаторами Маккейном и Кардиным, а также в последние дни в заявлениях многих сенаторов от обеих партий, администрация Трампа начала выполнять закон о санкциях.

В четверг вечером администрация передала в Конгресс список российских компаний и организаций, относящихся к оборонному и разведывательному секторам России, против которых могут быть введены следующие санкции (в соответствии с законом компании и физические лица, которые взаимодействуют с включенными в список российскими компаниями и организациями будут подвергаться американским санкциям, начиная с 29 января 2018 года). Этот список должен был быть передан в Конгресс в соответствии с законом о санкциях до 1 октября, но передан в итоге только сегодня.

Как стало известно, задержка была вызвана тем, что еще зимой, сразу после прихода новой администрации, в Госдепартаменте был ликвидирован отдел, занимавшийся координацией санкций, и теперь их координацией занимается один единственный сотрудник.

Тем не менее список, переданный в Конгресс и опубликованный газетой Нью-Йорк Таймс, весьма значительный. Он включает множество важнейших российских компаний, таких, например, как «Алмаз-Антей», Ижевский механический завод, концерн «Калашников», «Уралвагонзавод», Рособоронэкспорт, Ростех, Российская авиастроительная корпорация, концерн «Сухой», концерн «Туполев», Объединенная судостроительная корпорация и многие другие. Комментируя на телеканале MSNBC в четверг вечером публикацию списка, бывший посол США в России Майкл Макфол сказал, что основной эффект новые санкции произведут, по его мнению, на значительное сокращение любых инвестиций в российскую экономику и дальнейший отток капитала из России, поскольку инвестировать в рискованные предприятия, которые в любой момент могут оказаться под американскими санкциями, могут разве что очень отчаянные люди.

А теперь длинно о самом главном, что было на этой неделе. Во вторник, 24 октября, консервативный республиканский сенатор из Аризоны Джефф Флейк (я бы сказал даже, не просто консервативный, а один из идеологов консерватизма) попросил слова на пленарном заседании Сената и выступил с речью. Для того чтобы понять, что происходит сейчас в США, что происходит в республиканской партии США, я предлагаю всем прочитать выступление Флейка. Я попытался перевести его для вас максимально дословно. Это заняло время, но я считаю, что прочитать и понять выступление сенатора Флейка очень важно для понимания того, что происходит в Америке. Увы, читая, что пишут о событиях в США за пределами страны, вижу, что понимания этого нет. Взгляды по большей части очень поверхностные, либо вообще далекие от реальности. Читайте, перечитывайте, думайте. Лучшего первоисточника, чем консервативный республиканский сенатор, не найти.

Сенатор Джефф Флейк (по тексту выступления, опубликованному газетой Нью-Йорк Таймс):

«Сейчас, в тот момент, когда нам кажется, что наша демократия больше определяется нашим раздором и нашей нынешней дисфункцией, чем нашими собственными ценностями и принципами, позвольте мне начать с очевидного факта: должности, которые мы занимаем, даны нам не на неограниченный срок. Но мы здесь не просто для того, чтобы поставить галочку. Устойчивое положение дел, разумеется, состоит не в том, чтобы искать для себя должность, и бывают моменты, когда мы должны рисковать своей карьерой ради наших принципов. Сейчас настало именно такое время.

Следует также сказать о том, что то, что я попросил слова и то, что я скажу сегодня, я делаю без малейшего сожаления. Сожаление вызывает состояние нашего разъединения.

Сожаление вызывает неразборчивость и разрушительность нашей политики. Сожаление возникает из-за непристойности наших диалогов. Сожаление вызывает грубость нашего руководства. Сожаление вызывает компрометация нашего морального авторитета и нашего всеобщего соучастия в сложившемся тревожном и опасном положении дел.

Однако настало время для нашего участия в том, чтобы тому, что является неприемлемым, был положен конец. Мы не имеем права и не должны приспосабливаться к нынешней грубости нашего общенационального диалога в тоне, установленном сверху. Мы ни в коем случае не должны считать нормальным регулярный, и по всякому поводу, подрыв наших демократических норм и идеалов. Мы ни в коем случае не должны смиренно принимать ежедневно продолжающийся раскол нашей страны. Личные атаки, угрозы принципам, свободам и институтам, вопиющее пренебрежение к истине и порядочности.

Бесшабашные провокации, чаще всего по самым мелким и личным причинам, не имеют ничего общего с судьбами людей, которых мы избрали, чтобы служить стране. Ни одна из этих ужасающих особенностей нашей нынешней политики никогда не должна рассматриваться как нормальная. Мы никогда не должны позволять себе даже представлять, что то, что происходит сейчас, является нормой.

Если мы просто позволим себе думать, что то, что происходит сейчас, это обычная политика, тогда нам останется надеяться только на помощь небес. Не опасаясь последствий, и без учета правил того, что является политически безопасным или приемлемым, мы должны перестать притворяться, что деградация нашей политики и поведение некоторых людей в нашей исполнительной власти являются нормальными. Они не нормальные. Безрассудное, возмутительное и недостойное поведение стало приемлемым и поощряется, в том время как о нем нужно говорить, что оно на самом деле просто безрассудно, возмутительно и недостойно.

Но когда такое поведение исходит с самого верха нашего правительства, это уже нечто другое. Это опасно для демократии. Такое поведение не является проявлением силы, потому что наша сила исходит на самом деле из наших ценностей. Наоборот, оно представляет собой коррупцию духа и проявление слабости. Часто говорят, что вот дети смотрят и слушают. Да, так это и есть. И что мы будем с этим делать? Когда следующее поколение спросит нас: «Почему ты ничего не сделал? Почему ты не сказал?» Что мы им скажем?

Господин Президент, я встал сегодня, чтобы сказать: достаточно. Мы должны посвятить себя тому, чтобы ненормальное никогда не стало нормальным. С уважением и смиренностью я должен сказать, что мы дурачили себя достаточно долго, но поворот к нормальному управлению находится всего лишь за углом, а возвращение к вежливости и стабильности находится прямо за ним.

Мы знаем даже больше. К настоящему времени мы все знаем лучше, чем раньше. Сегодня я должен сказать, что мы лучше и успешнее будем служить стране, лучше выполняя наши обязательства по Конституции, придерживаясь нашей статьи 1 – «старой нормальной», доктрины г-на Мэдисона о разделении полномочий. Это гениальное новшество, которое подтверждает статус Мэдисона как истинного провидца, в котором Мэдисон утверждал, что равные ветви нашего правительства будут уравновешивать и противодействовать друг другу, если это необходимо. «Амбиция противодействует амбициям», – писал он. Но что произойдет, если амбиции не смогут противостоять амбициям? Что произойдет, если стабильность не сможет утвердиться в условиях хаоса и нестабильности? Если порядочность не может бросить вызов непристойности? Если бы власть была не у нас, республиканцев, относились ли бы мы, республиканцы, смиренно к такому поведению, проявляемому доминирующими во власти демократами? Конечно, мы бы этого не сделали, и мы бы ошиблись, если бы сделали это. Когда мы молчим и не действуем, когда мы знаем, что молчим и бездействуем из-за политических соображений о том, что мы можем создать себе врагов, о том, что мы можем вызвать отчуждение своей избирательной базы – это совсем не то, что нужно делать, потому что мы можем провалить свою изначальную задачу, когда мы поддадимся таким соображениям, несмотря на то, что должны руководствоваться другими соображениями и императивами в защите наших институтов и нашей свободы, мы обесчещиваем свои принципы и отказываемся от наших обязательств. А эти вещи гораздо важнее политики.

Далее. Я знаю, что более политически подкованные люди, чем я, будут предостерегать от таких речей. Я знаю, что есть часть моей партии, которая считает, что все, что не является проявлением полной и беспрекословной верности президенту, который принадлежит моей партии, является неприемлемым и подозрительным. Но если я критикую, то это не потому, что мне нравится критиковать поведение президента Соединенных Штатов. Я выступаю с критикой потому, что я считаю, что это моя обязанность. Представление о том, что нужно хранить молчание, когда нормы и ценности, на которых держится Америка, подрываются, когда альянсам и соглашениям, обеспечивающим стабильность всего мира, угрожает уровень мысли, который простирается на 140 символов (максимальная длина сообщения в Твиттере – И.А.), представление о том, что можно что-то сказать и ничего не делать перед лицом этого непредсказуемого поведения, является антиисторическим и, я считаю, глубоко ошибочным.

Президент, республиканский президент по фамилии Рузвельт (Теодор Рузвельт, 26-й Президент США, с 1901 по 1909 год – И.А.), имел все основания, чтобы сказать следующее об отношениях между президентом и гражданами: «Президент является всего лишь самым важным среди большого числа государственных служащих. Его следует поддерживать или оппонировать ему, именно руководствуясь тем, хорошо или плохо он ведет себя, эффективен он или наоборот, неэффективен, способен ли лояльно и бескорыстного служить народу в целом». И далее: «Поэтому абсолютно необходимо, чтобы была полная свобода говорить правду о его действиях, а это означает, что именно необходимо как обвинять его, когда он что-то делает не так, так и хвалить его, когда он что-то делает правильно. Любое другое отношение являлось бы со стороны американского гражданина раболепием». Президент Рузвельт продолжил: «Объявить, что не должно быть критики президента или что мы должны поддерживать президента, что бы он ни делал, правильно или неправильно, не только непатриотично и раболепно, но было бы и моральным предательством по отношению к американской общественности».

Действовать по совести и в соответствии с принципами – это подход, которым мы выражаем моральное «я» и как таковое, и лояльность к совести и принципам должны быть важнее личной лояльности к любому человеку или партии. Но слишком часто мы спешим к принципу спасения – не к тому, чтобы спасать принципы, а к прощению и оправданию наших неудач, чтобы принимать их и падать до того уровня, пока само такое приятие неудач не станет нашим принципом. Таким образом, с течением времени мы можем оправдывать почти любое поведение и жертвовать любыми принципами. Я боюсь, что это как раз та точка, в которой мы в настоящий момент находимся.

Когда лидер правильно идентифицирует реальную проблему или неопределенность в нашей стране, но вместо того чтобы решать эту проблему, занимается поисками виноватого, то нет ничего более разрушительного для плюралистического общества.

Американское руководство всегда смотрело на мир глазами Линкольна и видело человечество как единую семью. Человечество – это не игра с нулевой суммой. Всегда, когда мы были в состоянии самого большого процветания, мы придерживались наших самых принципиальных принципов, и когда мы преуспевали, остальной мир тоже преуспевал. Эти постулаты гражданской веры были критически важны для американской идентичности с тех пор, как мы появились на свет. Это наше право первородства и наша обязанность. Мы должны хранить их и передавать из поколения в поколение до тех пор, пока течет жизнь. Предать их или быть непоследовательными в их защите – это было бы предательством основных обязательств американского руководства, а вести себя так, как будто они не имеют значения, это значит сказать, что мы – это не мы.

Сегодня эффективность американского лидерства во всем мире поставлена под вопрос. Когда закончилась Вторая мировая война, в Соединенных Штатах было сосредоточено около половины мировой экономики. Было бы очень легко обеспечивать наше господство в мире, удерживая те страны, которые были нами побеждены или оказались сильно ослаблены во время войны. Мы этого не сделали. Было бы легко сосредоточиться только на себе. Мы сопротивлялись подобным импульсам. Вместо этого мы финансировали реконструкцию разрушенных стран и создали международные организации и институты, которые смогли обеспечить безопасность и способствовать процветанию во всем мире уже на протяжении более чем 70 лет. Сейчас же кажется, что мы, архитекторы этого провидческого, основанного на правилах, мирового порядка, который принес столько свободы и процветания, являемся теми, кто больше всего хочет отказаться от него. Последствия этого отказа будут глубокими, и бенефициарами этого довольно радикального отхода в американском подходе к миру являются идеологические враги наших ценностей. Деспотизм любит вакуум, и наши союзники теперь ищут лидерство в другом месте. Почему они это делают? Это ненормально.

Что же мы, как сенаторы Соединенных Штатов, должны сказать об этом? Принципы, лежащие в основе нашей политики, наши фундаментальные ценности, слишком важны для нашей идентичности и нашего выживания, чтобы позволить им оказаться скомпрометированными под требованиями политики, потому что получается так, что политика может заставить нас замолчать, когда мы должны на самом деле говорить, и молчание в таком случае равносильно соучастию. У меня есть дети и внуки, перед которыми я также в ответе. И поэтому, господин Президент, я не буду соучаствовать или молчать. Я решил для себя, что буду лучше представлять население Аризоны и лучше служить своей стране и своей совести, освободив себя от политических соображений, которые фильтруют слишком много всего и приводят к компрометации слишком многих принципов.

Поэтому я решил объявить сегодня, что моя служба в Сенате завершится в конце моего срока в начале января 2019 года. В настоящий момент ясно, что традиционный консерватор, который верит в маленькое правительство и в свободные рынки, выражающиеся в свободной торговле, который поддерживает иммиграцию, имеет все меньшие и меньшие шансы к выдвижению в качестве кандидата от республиканской партии, партии, которая так долго определялась своей верой в эти ценности. Для меня также ясно, что мы отказались от своих основных принципов в пользу более полного удовлетворения тех, кто разгневан и негодует. Чтобы было понятно, гнев и обида, которые люди испытывают в том беспорядке, который мы создали, оправданы. Но гнев и негодование не могут быть руководящей философией.

Налицо неоспоримое усиление популизма, ошибочного или не понимающего наши проблемы и имеющего импульсы унижения и назначения козлов отпущения, но импульс козла отпущения и унижения угрожает превратить нас в страшных, отсталых людей. В случае с республиканской партией эти качества также угрожают превратить нас в пугающую, отсталую партию меньшинства.

Мы бы никогда не стали великой страной, потворствуя или даже возвышая наши худшие импульсы, поворачиваясь против нас самих, прославляя то, что разделяет нас, и называя ложь истиной и истину ложью. И мы бы не стали маяком свободы для самых темных уголков мира, если бы игнорировали наши базовые институты и, не понимая, насколько тяжело было их построить, и насколько они уязвимы.

Но то злое заклинание, в котором мы оказались, в конечном итоге сломается. Я верю в это. Мы снова вернемся к себе, и я скажу, что чем раньше, тем лучше. Поскольку у нас есть здоровое правительство, у нас также должны быть здоровые и действующие партии. Мы должны уважать друг друга снова на основе общих ценностей и добросовестности. Мы должны горячо отстаивать наши позиции, но никогда не бояться идти на компромисс. Мы должны взять себе лучшее от нашего ближнего и всегда стремиться к добру. До тех пор, пока этот день не наступит, мы не должны бояться вставать и говорить, так, как будто именно от этого зависит будущее нашей страны, потому что это действительно так. Я планирую потратить оставшиеся 14 месяцев моего сенатского срока, поступая именно таким образом.

Господин Президент, на кладбище мы можем найти множество незаменимых мужчин и женщин. Но никто из нас не является теми незаменимыми и даже великими деятелями истории, которые трудились за этими самыми столами, в этой самой палате, чтобы построить страну, которую мы унаследовали. Необходимы ценности, которые они освятили в Филадельфии (в этом городе была провозглашена Декларация Независимости США – И.А.) и в этом месте, ценности, которые были и будут до тех пор, пока мужчины и женщины хотят оставаться свободными. Что необходимо, так это то, что мы делаем здесь для защиты этих ценностей. Политическая карьера не означает многого, если мы будем замешаны в подрыве этих ценностей.

Я благодарю своих коллег за то, что они выслушали меня сегодня. Я хочу закончить словами президента Линкольна, который больше сохранял наши основополагающие ценности, чем любой другой американец, который когда-либо жил. Его слова из инаугурационной речи были молитвой в то время и остаются ею и в наше время: «Мы не враги, а друзья. Мы не должны быть врагами. Хотя узы нашей дружбы не всегда прочны, они не должны порваться. Память об этой дружбе возьмёт своё, когда в сердцах, с неизбежностью, возобладают наши лучшие чувства».

Спасибо, сенатор Джефф Флейк.

Спасибо всем, кто прочитал. Всем желаю здоровья, хорошего воскресенья и хорошей следующей недели.

Автор