Ночное филологическое

Вот я провел все детство и юность напополам в Харькове и Севастополе, т.е. практически абсолютно в русскоязычной среде. До 16 лет вообще не встречался с украинским. Но что такое “куличики” я никогда не понимал. Что в Харькове, что в Севастополе из песка мы лепили пасочки, а на Пасху ели паски. Изредка слово “куличики” встречалось в литературе, но я никогда не мог представить себе, что это и есть наши паски. Всегда думалось, что куличи – это какие-то лихо закрученные калачи или что-то типа того.
И это несмотря на то, что в советском Севастополе, а тем более в Балаклаве, украинский был абсолютно чужеродным.
Я до сих пор прекрасно помню, каким гонениям подвергались украиноязычные сверстники, приехавшие к кому-то из бабушек-дедушек на каникулы или еще чего хуже – приехавшие с родителями по распределению, т.е. вынужденные учиться в тамошних школах. В ход шли и самые оскорбительные анекдоты и прибаутки про украинцев. Впрочем, как и про грузин, и про молдаван, и про прочих “младших братьях”. Но самые распространенные были все же про украинцев, а затем про кавказцев.
Т.е. рассовое превосходство прививались детям еще с давнего совка. И если прибалтов, кавказцев и азиатов травили постольку-поскольку, ибо их языки не имели ничего общего с русским, то украинскому доставалось больше всех.
Но я уж слишком углубился и чуть не забыл, к чему я веду. А веду я к тому, что даже в 99% русифицированной части Украины сохранились “пасочки”, а не “куличики”, бордюры, а не “поребрики” и десятки других слов, которые вроде бы и считались “русскими”, но ареал их использования был именно в Украине. И во многом именно благодаря таким словам, нативно русскоязычные, типа меня, вовремя смогли самоидентифицироваться именно украинцами.